Украинский Крым – одна из многих поправок к дискурсу о русском Крыме, получившему название «Крым наш». В разговоре об украинском Крыме речь идет не о формулировании каких-либо исторических прав на полуостров, а главным образом о материальных, политических и духовных связях между Крымом и Киевом.
Журналист Денис Трубецкой в настоящее время живет в Киеве, однако город его детства — Севастополь. Во многом благодаря базирующемуся в его порту Черноморскому флоту этот город часто воспринимается как исконно русский. Трубецкой рассказывает несколько историй о своей жизни в Крыму до 2014 года. Исследователь Гвендолин Зассе дополняет его личные воспоминания историческим и политическим контекстом.
Денис Трубецкой: Я родился в 1993 году и принадлежу к поколению, выросшему в украинском Крыму. Хотя полуостров в 1954 году вошел в состав Украинской Советской Социалистической Республики, принадлежность его Украине, особенно в моем родном Севастополе, никак не ощущалась, в том числе и потому, что в Севастополе базировался Черноморский флот. Во времена Советского Союза город управлялся непосредственно из Москвы.
Гвендолин Зассе: Еще во времена Советского Союза в Крыму наблюдалось стремление к региональной автономности. В феврале 1991 года советская власть восстановила Крымскую Автономную Советскую Социалистическую Республику, которая до распада СССР в декабре 1991 года существовала лишь как отвлеченная идея без содержательного наполнения.
В конце 1991 года жители Крыма большинством голосов (54%) проголосовали за независимость Украины от СССР. Хотя этот показатель был ниже, чем в остальных областях Украины, все же это было большинство. Этот результат был связан с тогдашними надеждами на экономический рост страны. За первого президента независимой Украины, Леонида Кравчука в 1991 году также проголосовало более чем 50 процентов крымчан.
Период с 1992 по 1994 можно охарактеризовать как подъем и спад крымского сепаратизма. Интенсивность русского национального движения в Крыму, оказавшегося в итоге временным явлением, достигла своей высшей точки в 1994 году. Выдвинутые требования независимости или хотя бы более широкой автономии не были поддержаны тогдашним российским президентом Борисом Ельциным и окончательно рассыпались в результате внутренних противоречий и нехватки конкретных экономических идей, с которыми жители Крыма могли бы связать свои надежды.
Несмотря на то, что по своему конституционному статусу Украина — унитарное государство, в Конституции Украины 1996 года, равно как и в Конституции Крыма 1998 года, было использовано определение «Автономная Республика Крым». Это конституционально зафиксированное напряжение между Киевом и Симферополем не повлекло за собой никаких политических последствий, поскольку содержание понятия «автономия» было в этом конкретном случае сведено к признанию официального статуса трех языков (украинского наряду с русским и крымско-татарским), а также к предоставлению полуострову налоговой автономности. Статус автономии играл символическую роль, значение которой, однако, не следует недооценивать. Согласно Конституции 1996 года, Севастополь обладал особым статусом и находился в непосредственном подчинении Киеву, а не Симферополю.
Денис Трубецкой: На практике это означало, что мой отец, родившийся в Севастополе в 1962 году, как и многие его ровесники, в школе не учил украинский язык. В остальных частях Крыма украинский язык хоть и преподавался, но не играл никакой роли в обычной жизни. Это стало косвенной причиной того, что моя фамилия в украинском паспорте до сих пор написана с ошибкой. По-украински следовало бы написать Трубецький, там же стоит: Трубецькой. Причина проста: сотрудники загсов в Севастополе практически не говорили по-украински и делали ошибки в паспортах.
В отличие от отца, моя мать родилась в Южной Украине и разговаривала с родителями на так называемом суржике — смеси русского и украинского языков. Я же начал заниматься украинским, лишь поступив в начальную школу. Там же я впервые осознал, что государство, в котором мы все живем, — именно Украина, а не Россия, хотя в моем окружении были люди, утверждавшие обратное. Отдача от уроков украинского была невелика, поскольку преподаватели сами неважно владели украинским.
Лишь с одной учительницей нам повезло: она была родом из Центральной Украины, и для нее украинский был родным. Меня не удивляет, что многие мои тогдашние одноклассники сейчас практически не говорят по-украински: этими уроками сильно пренебрегали, особенно дети из семей русских военнослужащих. Но больше всего это пренебрежение ощущалось на уроках истории. Одна наша учительница открыто говорила о том, что она не высокого мнения об украинской точке зрения на историю, в частности, по вопросу о голодоморе. Она немного говорит по-немецки, сегодня является ярой сторонницей аннексии Крыма и не оставляет без комментариев — разумеется, негативных — ни одного моего текста.
Гвендолин Зассе: С 1991 года сменявшие друг друга правительства в Киеве не проводили языковой украинизации Крыма и демонстрировали тем самым, вопреки украинскому языковому законодательству, прагматическое отношение к культурным особенностям полуострова. Это обстоятельство было связано, в свою очередь, с возвращением на полуостров крымских татар, главным образом, русскоязычных, которые отчетливо идентифицировали себя с украинским государством и интеграция которых рассматривалась как потенциальный источник конфликтов.
Массовое возвращение крымских татар из Центральной Азии, куда их деды были депортированы в 1944 году, изменило облик Крыма в 1990-е годы. Нерегулируемая миграция и возвращение на полуостров в общей сложности более 250 тысяч крымских татар поставило перед регионом ряд острых политических и административных вопросов, но в то же время укрепило связь между Крымом и Киевом: крымские татары, так же как и их политические представители, однозначно стояли на стороне украинского государства и дистанцировались от России, страны-преемницы Советского Союза, несущего ответственность за депортацию.
Денис Трубецкой: Но означает ли это, что никто из нас не ощущал себя украинцем? Конечно же, нет, хотя вопрос идентичности и для меня долгое время оставался сложным. В детстве я был действительно сбит с толку: всюду говорилось, что Севастополь — «русский» город, что люди здесь чувствуют себя частью русской культуры, Новый год здесь отмечали дважды, по московскому и по киевскому времени и так далее. Что же значит тогда, когда мы говорим, что мы — часть Украины? И за какую футбольную команду, скажите на милость, нам нужно болеть?
Впрочем, именно благодаря футболу я впервые остро почувствовал, что Крым — действительно часть Украины. Это произошло во время чемпионата мира 2006 года, когда весь Севастополь ликовал по поводу выхода в четвертьфинал украинской сборной, выигравшей у швейцарцев по пенальти. Футбольные болельщики были в Крыму одной из крупнейших проукраинских сил. Фанаты симферопольской «Таврии» и футбольного клуба «Севастополь» имели дружеские связи с болельщиками Киева, Львова и Днепра и на удивление открыто поддерживали их идеи националистического толка.
Я также чувствовал, что с каждым годом связь жителей Крыма с Украиной становится все крепче. К примеру, я учился в местном филиале Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова в Севастополе. Здание филиала располагалось на территории, принадлежащей российскому флоту, и дети офицеров получали возможность учиться в знаменитом российском университете. И даже там многие студенты стояли на стороне Киева.
В университете некоторые занятия велись на украинском языке, что, впрочем, происходило в соответствии с украинским законодательством. К 2012 году, если не раньше, у меня сложилось впечатление, что даже в ориентированном на Россию Севастополе уже не было безусловного преобладания сторонников присоединения к России. А в конце 2013-го большинство моих знакомых поддерживали революцию на Майдане, потому что мечтали о лучшем будущем для своей страны, уже ставшей украинской. Так было до 2014 года, когда карты снова смешались и российские государственные СМИ приступили к массированной пропаганде.
Гвендолин Зассе: Отдельные русские политики, в том числе бывший мэр Москвы Юрий Лужков, продолжали и после 1996 года всячески поддерживать и использовать в своих интересах политические и культурные связи между Москвой и Крымом. Если обратить внимание на участие крымчан в парламентских и президентских выборах на Украине, а также на результаты этих выборов, то можно увидеть, что Крым был прочно интегрирован в политический ландшафт Южной Украины. К 2014 году он составлял часть политического базиса тогдашнего президента Виктора Януковича.
Таким образом, никак нельзя считать, что к 2014 году жители Крыма были серьезно настроены против Украины и выступали за присоединение к России. Евромайдан стал причиной нескольких протестных акций в Севастополе. Тем не менее для утверждений российской стороны о том, что необходимо было защитить людей от дискриминации русского и русскоговорящего населения, а также отреагировать на общий подъем жителей полуострова, в крымской реальности до 2014 года не было никаких оснований.
Денис Трубецкой: Лично для меня ситуация не столь однозначна, как для многих. Для большинства жителей Крыма украинская глава их жизни была закончена. В то же время мне время от времени пишет, например, мой старый друг еще со студенческих времен. Его отец, в прошлом морской офицер, принимал участие в разработке логистики аннексии. Сам же мой друг искренне радел за Украину и вполне позитивно оценивал происходящее там. Какие-то следы Украина в Крыму все же оставила.
Сам я хотел бы когда-нибудь снова просто съездить в Крым, выбросив из головы все политические вопросы. Но осуществить это очень непросто, и я не был там уже довольно давно, хотя мои родители, как и прежде, живут в Севастополе. Иметь такую возможность для меня, конечно, было бы очень значимо.
И еще. Было бы здорово, если бы Москву и Киев интересовали не только территориальные вопросы, но и, прежде всего, люди, живущие на полуострове.
Гвендолин Зассе: Согласно репрезентативному опросу жителей Крыма, проведенному в 2017 году, 88% из 2000 опрошенных за последние три года ни разу не выезжали в другие регионы Украины. Помимо снижения мобильности, опрос фиксирует также резкое сокращение личных контактов крымчан с родственниками, проживающими в других частях Украины: 44% респондентов сообщили, что общаются с ними реже, чем до 2014 года (лишь у 7% нет родственников в других частях Украины). Абсолютное большинство опрошенных высказались за то, чтобы сухопутное сообщение между Крымом и Херсоном упростилось.
Гвендолин Зассе — научный руководитель Центра восточноевропейских и международных исследований (Берлин) и профессор сравнительной политики Оксфордского университета.
Денис Трубецкой — корреспондент немецкоязычных СМИ в Киеве. Родился в Севастополе и до 2015 года изучал тележурналистику в Севастопольском филиале МГУ. Освещает общественно-политические события в Украине, Белоруссии и России, сотрудничает с Mitteldeutscher Rundfunk, Frankfurter Allgemeine Zeitung, Jüdische Allgemeine, Netzwerk für Osteuropa-Berichterstattung и другими изданиями.